— Вроде того… да как же звали-то его, непутевого — Глупов, что ли? Которого ты еще хотел в прошлом году московским полицмейстером поставить, да передумал. Правильно, мелковат он будет для полицмейстера, а вот чека ему окажется в самый раз — важный вид на себя напускать он вроде умеет.
Император сразу вспомнил эту историю. Когда у него не было своего мнения по очередному кадровому вопросу, он спрашивал совета у Миниха и Ягужинского. Если эти двое рекомендовали одного и того же, то, как правило, их протеже и получал назначение. Однако мнение этих господ совпадало не очень часто, и тогда Новицкий лез в планшет и смотрел, как данный вопрос был решен в той истории при Анне Иоанновне. И, если ее кандидатура не допускала особых провалов, то она и занимала вакансию.
Тут же никакой вакансии не было, просто московский обер-полицмейстер чем-то не понравился Ягужинскому, и тот порекомендовал замену. Однако молодой царь не поленился вникнуть, как справляется со своими обязанностями нынешний полицмейстер, бригадир Степан Тимофеевич Греков, и в общем-то не нашел, к чему придраться, так что кандидат Ягужинского не прошел, хотя в той истории с конца тридцать второго года пост главы московской полиции занимал именно он. Кстати, фамилия того человека была вовсе не Глупов, а Оболдуев. О чем Сергей тут же сообщил бабке и велел ей поглубже вникнуть в биографию первого кандидата на пост главы ЧК.
Время же для реформы полиции пока не подошло. Ибо Новицкий собирался поручить ее Антону Девиеру, который из-за интриг Меншикова угодил аж в Охотск. А туда гонцу ехать год, да потом оттуда до Москвы добираться не меньше, так что Девиер ожидался в столице не раньше этого лета. Вот явится, ему и карты в руки. Сергей был твердо уверен, что следить за порядком, бороться с преступностью и сажать неугодных власти — это три совершенно разные задачи, которыми должны заниматься разные службы. Нынешняя полиция, если так можно было назвать три с половиной десятка человек на всю Москву, в основном выполняла только первую функцию. Девиеру предстояло заняться второй. Исполняющих же третью Новицкий собирался и впредь оставить в своем непосредственном подчинении.
Кроме полицейских дел, на ближайшее время у Новицкого было запланировано приступить к очередному упорядочению российского законодательства. Начать он собирался с самого верхнего уровня, то есть с конституции — правда, не называя ее этим начисто скомпрометировавшим себя в его глазах словом. Нет уж, весь опыт жизни в двадцать первом веке говорил о том, что так называется свод благих пожеланий, регулярно нарушаемых всеми, имеющими хоть самую малую власть. Обойдемся, пусть в здешней России будет какой-нибудь Главный закон. Или Высший, так получится даже внушительней. Первую его статью Новицкий уже сформулировал совершенно четко — "Воля императора превыше любого закона". И сейчас потихоньку обдумывал вторую, пока выглядевшую примерно так — "Прилюдно и с соблюдением необходимых формальностей произнесенная клятва императора превыше его воли".
Разумеется, первую статью не то Главного, не то Высшего закона Сергей придумал вовсе не из-за гипертрофированного стремления к власти или еще чего-нибудь подобного. Он просто выбрал из двух зол наименьшее — во всяком случае, именно таким оно ему казалось. Ведь что произошло в двадцать первом веке? Тезис о верховенстве закона привел к тому, что в них пытались регламентировать абсолютно все стороны жизни. Кажется, еще древние римляне сказали что-то вроде "пусть погибнет мир, но торжествует закон". Пророческие слова, мир перед отбытием Сергея в прошлое так и валился хрен знает куда, причем с увеличивающейся скоростью! Потому как внешних запросов, на которые необходимо реагировать власти, становится все больше и больше. Но стремление делать все по закону приводит к тому, что число их растет в арифметической прогрессии, а сложность и запутанность — в геометрической. В результате появилась прорва людей, которые только и занимаются толкованием всего этого нагромождения слов — причем, ясное дело, не бескорыстно, а надеясь что-то с этого поиметь. И, если судить по их уровню жизни, надежды эти вполне оправданы, а "что-то" исчисляется отнюдь не копейками. В Штатах серьезные люди давно предупреждали, что страну погубят адвокаты. Потому как торжество закона все равно недостижимо! Ибо постоянно возникает что-то новое, в старые постановления не укладывающееся. Вот, значит, всякие юристы и лезут из шкуры, натягивая сову на глобус. Так что лучше — произвол многомиллионной армии правоведов или все-таки одного человека, самодержавного императора? Будь он хоть потомственным самодуром в надцать каком-то поколении. Вряд ли он сможет наколбасить так уж много, да и содержание его обойдется куда дешевле. Ведь даже в Российской федерации, как подозревал Новицкий, юристов уже больше, чем врачей и инженеров, вместе взятых! Если же считать не людей, а получаемые ими деньги, то к врачам с инженерами можно смело добавлять учителей, и все равно толкователи законов их легко переплюнут.
Вообще-то молодой император пришел к такому решению не сразу. Ведь как было бы хорошо — засадить бригаду дармоедов за сочинения дикой прорвы необъятных по объему, противоречащих как друг другу, так и здравому смыслу законов, а самому тихо радоваться, глядя на их самоотверженный труд. И, как только понадобится что-то сделать — ну типа посадить кого-нибудь или ввести какое-нибудь новое ограничение, по своему идиотизму превосходящее все предыдущие, вместе взятые, то нужно будет просто призвать пред светлые очи ту самую бригаду. И повелеть: